– Не переживай. У меня на сарае тоже большими буквами «ХЕР» написано, а в сарае том дрова лежат…
Бармен улыбнулся. Присказка эта была возрастом как мой дедушка, Иннокентий Иванович. А вот Неразлучник ее, оказывается, не знал.
– Да ты иди хоть пивка попей со своими… А то дежуришь тут будто стойкий оловянный солдатик, – поощрил меня бармен.
И я подумал, что ведь он прав.
Я застал своих друзей в состоянии легкой прострации.
Тополь курил одну за одной сигареты, бычкуя их в баночку из-под пива с художественно закрученными краями. Я ему уже сто раз говорил, чтобы он, зомбированный мафией торговцев табаком придурок, что-то решал. Ну, скажем, бросил или вроде того. А он? А он со мной согласен, между прочим.
Иван вдумчиво всматривался в свой пивной бокал, словно там показывали хоккейный матч, а Ильза – та, облокотившись локтем о подоконник, полуприкрыв глаза ладонью, рассматривала зал.
Во взгляде принцессы Лихтенштейнской мне померещилось нечто вроде антропологического интереса. Пожалуй, ей не хватало только бронированной видеокамеры, с какими расхаживают по Зоне всякие ученые.
Встав слева от нее, я невольно последовал ее примеру.
Так-с… Кто тут у нас?
«Там собиралася компания блатная», как сказал классик.
За подоконником, пристыкованным к нарисованному окну справа (у них за окошком белела нарядная березовая роща, на одной из берез краснели наливные яблочки), пировали господа бандиты.
Бандосы по-нашему, по-сталкерски.
Уж я этих гомосеков традиционной ориентации чую шестым чувством. И вроде бы с виду обычные граждане вроде вольных сталкеров. Никакого особенного зверства или подлости на лицах не написано, движения сдержанные, головы стриженые, одежда обычная, как у всех.
И все-таки нутром я чуял: не за знаниями пришли эти четверо пацанов с бритыми висками в Зону. И не за артефактами, как наш брат сталкер. И вовсе даже не за новыми впечатлениями, отвлекающими от удушающей рутины повседневности, – как идиоты-туристы. И даже не потому, что их зовет на подвиги что-то высокое и страшное внутри них самих, – как пацаны из «Долга» или фанатики из «Монолита». А потому что им на трупах попировать хочется. С убитых контейнеры поснимать. Дурачка-одиночку прижать в темном уголке и как следует пощекотать, а потом распотрошить. И все такое прочее, за что в военное время расстреливают без суда и следствия.
А какие мои доказательства? – спросите вы.
А никаких у меня доказательств.
Потому что если бы у меня доказательства были, я бы встал вот прямо там, в Баре, и всю эту сволочь, что растаскивала пестрые клинья пиццы, голыми руками передушил бы.
И, уверен, все присутствующие мне помогли бы, еще и в очередь построились. Помогать.
Но «не пойман – не вор». На юридическом языке эта байда называется «презумпция невиновности». Хрен ее еще выговоришь, эту презумпцию, язык как на трамплине на этом «эм» подскакивает…
В общем, никаких доказательств, кроме интуиции, которая оживлялась при виде хищных харь и вороватых движений соседей по Бару, у меня не было. Я оставил бандосов – или, точнее, лиц, подозреваемых в бандитизме, – в покое и принялся глазеть дальше.
За длинным деревянным столом в центре общего зала, тесно сгрудившись, пировали «долговцы».
Как видно, у одного из них, обладателя окладистой каштановой бороды, был день рождения.
Все по очереди говорили тосты. Ну, там, чтобы, значит, у чувачка с бородой прибывало бабла и здоровья (хотя какое здоровье у завсегдатаев Бара на Дикой Территории?), чтобы к нему девчонки в очередь строились, чтобы «сколько взлетов – столько посадок». Ну, это я шучу малость, за такое летчики пьют, а у сталкеров говорят «сколько заходов – столько выходов». Из Зоны, в смысле.
Потом, само собой, за эти тосты всей гурьбой хлебали пиво и горькую.
«До дна, мля!» – неслось время от времени от их стола.
Ребята из «Долга» чувствовали себя в Баре как дома – говорили громко, не особенно стеснялись в выражениях, били посуду и, откровенно говоря, вели себя как пацаны, от которых все зависит. Иные даже блевали, не доходя до туалета, что лично я считаю поведением, не красящим радиоактивное мясо.
Конечно, «долговцы» имели на эти непотребства некоторое моральное право. Ведь это им принадлежал Бар. Это они нашли под него место и построили его с нуля.
Не будь их – и нас здесь сейчас не было бы. Ночевали бы по своим неотапливаемым схронам, а вместо «Гиннессов» пили бы спирт из фляжек.
Прозвучала очередная здравица в честь бородатого, и все «долговцы» вскочили со своих стульев, сомкнув пивные бокалы.
Гулко зазвенело стекло. Над помещением понесся запах пота, смешанный с перегаром, табачным дымом и запахом жареного лука.
И это бы еще ладно, но тут вся компания, уже изрядно пьяная, затянула:
Парня в Зону тяни, рискни,
Не бросай одного его,
Пусть в пси-поле одном с тобой —
Там поймешь, кто такой…
– О чем поют эти мужчины? – спросила меня Ильза, наклонившись совсем близко ко мне. Я почувствовал слабый запах, исходивший от ее поддельных волос. Запах цветов. Точнее, первоцветов. Запах гиацинтов в апрельском саду. Или этот запах почудился мне? Ведь минуту назад пахло только пивом, луком и подмышками!
– Они поют про то, что в Зоне главное – дружба… Дружба, понимаешь?
– Дружба… Да… – кивнула Ильза с самым серьезным выражением лица.
Я хотел сказать еще что-то умное. Сострить, может быть, этак в своем духе, с эффектным выходом на комплимент – ну хотя бы Ильзиному русскому. Но тут Иван бросил на меня ревнивый взгляд поверх своего пол-литра «Крушовице». И я счел за лучшее всем своим видом показать Ильзе, что я от нее устал, что разговор с ней для меня безумно скучен и что разглядывать присутствующих в баре в сто раз интересней, чем нюхать ее пахнущий гиацинтом парик.