По краю затопленного луга рос высокий густой кустарник, который обещал скрыть нас от прямого наблюдения.
Секунды, которые катер преодолевал расстояние до этих зарослей, длились долго.
К счастью, на нас начала работать специфика Зоны. Одну за другой две длинные очереди поймали жарки. Пули, основательно подплавившись, изменили геометрию, и этого хватило, чтобы они сошли с линии прицеливания по чисто аэродинамическим причинам.
За кормой с оглушительным хлопком что-то взорвалось, сверкнули несколько вспышек, похожих на фотоблицы. Пиротехнический магний, что ли… Это, как я догадался, сработали «сюрпризы» в первой из брошенных мною дымовых гранат.
«Тоже верно, – мысленно согласился я с логикой Лодочника. – Лучше хоть такие помехи создавать их приборам наблюдения, чем никакие. В конце концов, тут каждая секунда на счету – одну отыграл, и, возможно, этой секунды хватило, чтобы жизнь свою молодую спасти».
Лодочник рванул третий – желтый – рычаг.
На этот раз удара молнии не случилось. Только раздался где-то в корме катера хруст – будто наступили на гигантский вафельный корж. Но весь мир – аномальный мир, напомню, поскольку мы уже находились в Зоне, – вдруг преобразился.
Во-первых, рев наших двигателей сразу же стал заметно тише и изменил тон, став как-то ворчливее, басовитее.
Во-вторых, на окружающий нас ландшафт снизошел призрачный розовый свет. Будто включилась над Зоной гигантская неоновая реклама.
Нет, точнее, даже не так…
Все знают, что приборы ночного видения дают монохромное изображение – оно либо зеленоватое, либо голубовато-серое. Ну а мы с Лодочником словно смотрели на Зону через такой гламурный прибор ночного видения, который все красит в розовый цвет. Непривычно, но терпимо.
Ну и в-третьих, я почувствовал ощутимое покалывание в затылке. Не на поверхности кожи, а где-то в глубине, по ощущениям – глубоко в мозгу. Эту боль тоже можно было вытерпеть, тревожило лишь то, что сам по себе симптом мне никогда в Зоне не встречался.
Не успел я как следует насладиться порозовевшим ландшафтом и подивиться непрошеному буравчику в затылке, как мы покинули затопленный луг.
– Ну, как мы их?! А?! Так-то! Будут знать! – Лодочник повернул ко мне вполоборота свое некрасивое лицо мелкого пакостника. Оно сияло мрачным торжеством.
Уж чего-чего, а такой непосредственной, детской восторженности я от него не ожидал.
– Хорошо. Но не говори «гоп»… – проворчал я. – Как бы не гробануться. Это Зона.
– Худшее – позади… Поверь! Зона нам поможет. «Цветы зла» – очень редкие артефакты… Я сам придумал, как… использовать их… в конструкции катера…
Лодочник говорил отрывисто, делая паузы всякий раз, как ему требовалось совершить маневр, чтобы обойти очередное препятствие. Чувствовалось, ему вдруг очень захотелось выговориться.
Я мрачно подумал, что при всех своих понтах суперспециалиста он ведет себя в Зоне немногим разумнее, чем сопливый новичок-«отмычка». Но и перебивать его нельзя. Лодочник типичный псих с блуждающей самооценкой, если его грубо перебить – может вдруг резко потерять веру в свои силы. И тогда жди беды…
Не гробануться бы, ч-черт.
– «Цветы» уже набирают силу. Наливаются энергией, – продолжал вещать Лодочник. – Скоро. Мы полетим совсем беззвучно. Приобретем оптическую невидимость. Любой кровосос позавидует.
– Чудно, – сухо сказал я.
Ну наконец-то – река!
Здесь весь комплект стелс-артефактов на борту катера вошел в полную силу. И чудо-катер заскользил над рекой – бесшумный, как призрак.
– Здравствуй, Припять, – прошептал я.
Нам требовалось пройти по водной глади почти полтора километра. Это много или мало? На милой лесной речуге или на могучей сибирской реке в нормальную погоду это – тьфу.
Но мы же были в Зоне!
Левее нас, где-то за хаосом прибрежных зарослей, начиналась Темная Долина. Справа лежал перепаханный буераками новый уровень, который даже общепринятого названия пока не получил. Одни говорили «Оранжевые Пески», другие – «Пылающий Остров».
Водная гладь Припяти таила здесь, в пределах Зоны, ряд таких опасностей, которым позавидовала бы и нашпигованная смертью твердь ее берегов.
Однако аномально-технический прогресс в лице отдельно взятого Лодочника шагнул действительно далеко. Так что я даже начал отчасти разделять его самонадеянность.
Уж не знаю, как были устроены бортовые детекторы аномалий его катера, но показывали они абсолютно все. И – загодя. Так что, ведя катер с более чем приличной для Зоны скоростью десять кэмэ в час, Лодочник нормально вписывался в безопасные коридоры между ансамблями аномалий, не сбрасывая оборотов.
Да-да, десять километров в час. А вы что думали – если катер способен развивать семьдесят, так по Зоне и надо гонять семьдесят?
Семьдесят – это и для вертолета, идущего над Зоной, довольно много.
И для джипа, едущего по свежей военной бетонке.
А мы ведь находились на реке!
Под нами лежали несколько метров непросматриваемой черной воды, а под нею ржавели остовы утонувшей техники, нерестились мутировавшие рыбы, копошились плавунцы-мозгоеды, хищно шевелили ротовыми кубышками плотоядные водоросли…
Но в те минуты Зона любила Лодочника. Полтора километра мы прошли без всяких приключений, чинно-благо–родно, затратив меньше, чем четверть часа.
Да нам бы, сталкерам, всегда такие скорости передвижения, мы Зону насквозь проходили бы за день!
Дальше вверх по реке начинались стационарные укрепления Речного Кордона.
Лодочник выключил винт и воздушную подушку, катер плюхнулся в воду. Теперь второй двигатель снова заработал на водомет.